Полет Дмитрия Менделеева на воздушном шаре

Всякому школьнику знакомо имя Дмитрия Ивановича Менделеева — люди хорошо помнят, кто открыл периодический закон и первым начертил периодическую систему. Интересующиеся личностью великого ученого осведомлены и о его ярких социально-экономических идеях. А вот о том, что 129 лет назад Менделеев первым в России поднялся в небеса на воздушном шаре в астрономических целях, знают немногие.

Летом 1887 года должно было состояться полное солнечное затмение — 7 августа Луне предстояло закрыть диск солнца, и это явление собирались наблюдать ученые половины планеты — от Германии до Японии. Хотели и в России, но увы — центральная полоса нашей страны известна своим дождливым климатом и высокой облачностью, и ученые не без оснований опасались, что увидеть удивительный природный феномен они не смогут. Тогда в недрах Русского технического общества возникла идея наблюдать солнечное затмение с высоты выше облаков. Они принадлежала инженеру Степану Джервицкому, предложившему использовать для этого сразу нескольких шаров. Одобрив идею, РТО выделило на проведение запуска 500 рублей.

Правда, удалось раздобыть всего два шара — шар РТО планировалось запустить в Твери, а под Клином должен был подняться в небо водородный аэростат «Русский» вместимостью 700 кубометров, который Джервицкому удалось выпросить у военного ведомства. Для наблюдения затмения при Физико-Химическом обществе была создана специальная комиссия, которая установила контакты с РТО. Общество предложило подняться на аэростате знаменитому химику, и кабинетный ученый с удовольствием принял предложение совершить столь необычное путешествие. Дело в том, что Менделеев был одним из самых ярых апологетов воздухоплавания, которое только делало в России первые шаги. Ученый понимал, что аэростаты могут оказаться незаменимым средством для понимания законов, которые руководят изменениями давления и температуры в атмосфере. Предложенная возможность оказалась прекрасным шансом применить воздушный шар в нуждах астрономических наблюдений.

Полет обоих шаров начался на рассвете 7 августа. Любопытно, что РТО заранее попросило местных губернаторов уведомить население о запуске шаров, чтобы крестьяне не подумали, что солнечное затмение было вызвано именно злокозненными учеными, запустившими в небеса таинственные шары. Затмение должно было начаться в 6:45. Вовсю лил дождь, начавшийся еще ночью, и это помешало шару РТО, на котором в небеса летели сам Джервицкий и наблюдатель от Русского физико-химического общества Зверинцев, взлететь выше толстого слоя облаков — намокшая оболочка сделалась тяжелой, и шар сумел подняться лишь на высоту в 1,33 км. «Видел, однако, мало», — грустно признавался Джервицкий в телеграмме Русскому техническому обществу.

Дождь внес коррективы и в полет второго шара. Предполагалось, что помимо Менделеева, на «Русском» полетит еще и опытный аэронавт Кованько, который будет управлять движением аэростата. Но дождь полностью исключил эту возможность — теоретически «Русский» обладал большей грузоподъемностью, чем шар РТО, поскольку был накачан водородом, а не светильным газом, но это преимущество терялось из-за того, что аэростат был до пределов нагружен необходимым оборудованием. Потяжелевший из-за дождя шар просто остался бы на земле. В результате было решено, что летит один Менделеев. 53-летний профессор Санкт-Петербургского университета пребывал в некотором замешательстве: он не только никогда не летал один — он вообще еще ни разу не летал!

Драгоценное время шло: начинался рассвет. Огромный шар покачивался, рвясь на свободу. Менделеев сумел совладать со боязнью благодаря воодушевлению собравшейся публики. «Кругом аэростата была масса народу; послышались дружные крики, — вспоминал он впоследствии. — Из них лишь один, признаюсь, мне памятен. Кто-то кричал «Bis!», и я подумал: хорошо бы, в самом деле, повторить и повторять это торжество науки, хорошо потому, что есть масса чрезвычайно интересных задач, которые можно разрешить только при поднятии на аэростатах. Теперь же, здесь в Клину, это торжество науки должно было совершиться перед этой толпой. В моем лице она чтит науку. Теперь надо действовать и теперь мне следует помнить, что во мне случайно пред этой толпой и пред множеством тех лиц, которым известно о предполагающемся поднятии, соединились те или другие ожидания большего или меньшего успеха наблюдений».

Глядя на возбужденную толпу, Менделеев подумал, что если сейчас аэростат не поднимется в воздух, это сослужит дурную службу воздухоплаванию в России — люди подумают: если даже дождь делает такое путешествие рискованным, какой тогда прок в строительстве аэростатов? «Полезно было отправиться уже для того, чтобы показать, что аэростат не есть такое средство, которое требует продолжительной практики владения им, что это есть способ передвижения, которым можно управлять с легкостью, даже и при полном отсутствии предварительного прямого опыта». Было у ученого и другое соображение: «О нас, профессорах и вообще ученых, обыкновенно думают повсюду, что мы говорим, советуем, но практическим делом владеть не умеем, что и нам, как щедринским генералам, всегда нужен мужик, для того, чтобы делать дело, а иначе у нас все из рук валится. Мне хотелось демонстрировать, что это мнение, быть может, справедливое в каких-нибудь других отношениях, несправедливо в отношении к естествоиспытателям, которые свою жизнь проводят в лаборатории, на экскурсиях и вообще в исследованиях природы. Здесь же для этого представлялся отличный случай». Справившись со страхом, профессор простился с родными и близкими и забрался в корзину. Отпущенный на свободу шар начал свой подъем.

Только в воздухе Менделеев понял, в какое рискованное дело ввязался. Шар стремительно поднимался, и из-за ветра его начало крутить. Профессор с картой и компасом в руках пытался понять, куда же его несет. Он быстро пожалел о том, что из-за взбудораженного состояния не слушал наставлений Кованько, пытавшегося объяснить ему, как при помощи клапанов управлять высотой шара, и даже возражал опытному аэронавту, что и так знает основные правила управления воздушным шаром. Самонадеянность обрекла его на множество весьма неприятных минут. Ему пришлось открывать и закрывать клапаны «методом научного тыка», пока шар пытался выбраться из облаков. Наконец это удалось: на высоте 600 метров аэростат покинул плотное облако и оказался под солнечным небом. К этому моменту солнце находилось в полной фазе затмения.

Менделеева удивило, что никакой темноты нет — скорее, были сумерки, и довольно ясные: нечто вроде тех, что бывают в горах после заката солнца. «Весь вид был свинцово-тяжелый, гнетущий, — вспоминал впоследствии Менделеев. — Думаю, что при бывшем освещении можно было бы еще читать, но я этого не пробовал, — не до того было. Увидев солнце с «короною», я, прежде всего, был поражен им и обратился к нему. То, что я видел, можно описать в очень немногих словах. Кругом солнца я увидел светлый ореол или светлое кольцо чистого серебристого цвета. Ни красноватого, ни фиолетового, ни желтого оттенка я не видел в «короне» Она вся была цвета одного и того же, но напряженность, интенсивность и яркость света уменьшалась от черного круга луны. Сила света была примерно как от Луны». Невооруженным глазом Менделеев сумел рассмотреть несколько «протуберанций», выступавших за края черного диска.

Шар поднимался все выше — в верхней точке он достиг примерно 2,5 километров высоты, но избавиться от облачности не удавалось. Крупное облако закрыло солнце, и досмотреть затмение до конца профессор не успел. Всего оно длилось 2 минуты. «Когда тень проскользнула, наступила полная ясность обычного дня». С момента подъема в воздух прошло всего полчаса. Но профессору предстояло пробыть в воздухе еще два с половиной часа. За это время он сделал некоторые измерения давления и температуры, после чего стал готовиться к спуску. Выяснилось, что запутались два главных каната — спусковой и якорный. С ножом в руках Менделееву пришлось лезть едва ли не за борт, чтобы их распутать. Когда это ему наконец удалось, он присел выпить чаю и съесть булочку, дожидаясь, пока шар, из которого понемногу выходил газ, начнет спускаться. 

Шар несло на северо-запад, и Менделеев довольно скоро понял, что места, которые он видит с неба, на его карте окрестностей Клина уже не обозначены. Вот перед ним река с притоком. «Волга с Шошей?» — гадал профессор. В действительности это была река не Шоша, а Дубна. Профессор махнул рукой и предоставил шару свободно лететь. Между тем аэростат несло прямиком в Калязинский уезд Тверской губернии. Когда шар спустился к самой земле, он проделал от пункта назначения около 120 километров. К шару уже бежали заметившие его местные крестьяне. Спуску помог добрый молодец крестьянин Егор Григорьевич — схватив волочившейся конец веревки, он намотал его на дерево. Со всех сторон сбежались мужики,  помогли открыть клапан и выбраться из корзины.

Отзывчивые люди довезли Менделеева на телеге до усадьбы Василия Дмитриевича Салтыкова, племянника великого писателя-сатирика (сам Михаил Евграфович когда-то вырос в той же усадьбе). Менделеев с большой теплотой вспоминал гостеприимство хозяев: «Здесь, в Спас-Угол, меня приютили, отправили мои депеши, помогали собрать и спрятать аэростат со всеми его принадлежностями и в путь снарядили. Среди милых людей отдохнул, но надо было спешить к семье и новым делам». Расспрашивали, каково это — управлять аэростатом? Гордый Менделеев отвечал: «Править неизвестной лошадью, по мне, труднее, чем аэростатом!». Ближайшее будущее подтвердило правоту его слов — из имения его направили в Сергиевскую Лавру, откуда до Москвы шел пароход. До Лавры было 70 верст печально знаменитых русских дорог. «Эти 70 верст мои бока помнят — такая уж тут дорожка, хоть и столбовая», — еще годы спустя вздыхал знаменитый химик, все более убеждаясь, что путешествия по воздуху куда комфортнее, чем по твердой земле.

Источник: rusplt.ru