Черт в станице...

Сразу после Рождества, когда наступили невиданные на юге холода и выпал снег, поднимаемый пронизывающим ветром в зловещие позёмки, в кубанской станице С. случилось невероятное и, казалось бы, немыслимое – нежданно-негаданно здесь появился чёрт. Самый что ни на есть настоящий – видимый и во плоти…

Первым его заметил сторож станичной школы Степан Фёдорович Перехода. Перед вечером, когда было ещё светло, и только начинало смеркаться, он по обыкновению обходил вверенные ему для охраны владения, осматривая все постройки и убеждаясь в их целости и сохранности. И вот, когда он проходил через двор от старого здания школы к новому, где обычно и ночевал, он и заметил, как на крыше школы мелькнуло что-то чёрное. Остановившись, он присмотрелся: не померещилось ли ему. И уже чётко увидел, как возле одной из труб, оставшихся ещё с тех пор, когда было печное отопление, что-то тёмное и копошащееся. Чтобы лучше рассмотреть, он зашел с другой стороны здания и увидел нечто, поразившее его невероятно – что-то лохматое перебежало по крыше здания и скрылось за её скатом. Сначала он подумал, что это – кошка. Но таких больших кошек не бывает. Может быть собака? Но как она взобралась через три этажа на крышу? И от этого предположения, мелькнувшего в его сознании, пришлось отказаться. Да и не было это, нечто, увиденное им, похожим на кошку и собаку. Всё – это был, конечно же он. И хотя Степану Фёдоровичу за всю его шестидесятипятил етнюю жизнь никогда не доводилось видеть чёрта, все приметы и признаки его полностью совпадали. Прежде всего, он был порядочных размеров. Да и сами формы – тёмная шерсть, длинный тонкий закрученный хвост, ушки торчком – всё свидетельствовал о о том, что это был он. Может быть, и рожки были, но с такого расстояния рассмотреть их было невозможно.

У Степана Фёдоровича не оставалось теперь никаких сомнений в том, что это был действительно чёрт. И он вдруг почувствовал, как по спине пробежал какой-то холодок, внутри, словно что-то оборвалось, и ему, несмотря на мороз, стало душно в армейском камуфлированном бушлате. «Вот так неожиданно и буднично и происходит всё самое страшное в нашей жизни», - подумал он.

Все это было как-то странно. И особенно поражала неожиданность и будничность появления его. Нет, Степан Фёдорович не испугался. Это было какое-то иное, ранее не испытываемое им чувство, но только не испуг. И он лихорадочно соображал, но никак не мог решить, что же следует в таких случаях делать.

Был ли он человеком верующим, об этом ничего нельзя было сказать определённо. Конечно, он подозревал, знал и даже был уверен в том, что есть на этом свете какая-то высшая, таинственная сила, не вполне определённая и разумом человеческим непостижимая. Но одно дело знать об этом, и совсем другое – вот так неожиданно убедиться в её реальности, когда уже никаких сомнений не оставалось в том, что это она и есть.

То ли с возрастом, то ли время такое настало, но в последние годы Степан Фёдорович задумывался о Боге, хотя он и представлялся в его душе и сознании как-то смутно. Теперь он уже не стеснялся, как ранее, перекреститься прилюдно, прошептать молитву в трудную минуту. Иногда, что случалось не часто, он и в церковь заходил. Службы, правда, не отстаивал, но свечки за упокой душ родителей своих ставил исправно. Словом, если о бытие Божием он хотя бы иногда задумывался, то о чёрте не думал никогда. Потому и появление его теперь застало Степана Фёдоровича врасплох, и он никак не мог сообразить, что же надо делать в таких случаях, хотя и чувствовал, что надо предпринять что-то решительное.

Что еще смутило его и заставило поверить в то, что это чёрт и есть, так это то, что тот хотя и бегал по крыше, но больше вертелся возле печных труб, прятался за ними, выглядывал из-за них, как бы дразня Степана Фёдоровича. И он не то, чтобы знал об этом, но каким-то чутьём угадал или вспомнил, что черти-то обыкновенно и в дом проникают через печные трубы. К тому же чёрт появился именно на школе. Мог бы появиться на здании правления бывшего колхоза, ближе к своим собратьям, где уже давно заправляли всем черти в человеческом обличье, в конец разоряя, некогда богатое хозяйство. Нет же, надо было ему появиться именно на школе. Это Степан Фёдорович отметил с неким раздражением, так как тоже чувствовал, что черти в первую очередь смущают непорочные и еще нетвёрдые детские души, а, не крещенных младенцев могут и вовсе похищать, подменяя их своими чертенятами, которые внешне от младенцев человеческих ничем не отличаются.

Убеждало Степана Фёдоровича в том, что это и есть чёрт и то, что он сам, хотя и был человеком практичным и находчивым, теперь решительно не знал, что надо делать, что следует предпринять. Прямо какое-то оцепенение его охватило. И от этой беспомощности сознание сковывала какая-то тупая неподвижность

Наконец, когда уже окончательно стемнело, как бы очнувшись, он побежал в здание школы, к телефону. Ведь надо было о таком необычном и столь странном происшествии сообщить директору школы Елене Фёдоровне. И как он ни был поражён и взволнован увиденным, подбежав к телефону, и уже, было, сняв трубку, всё-таки остановился, размышляя: «Как я скажу ей об этом? Что она подумает? И как я буду выглядеть при этом? Ведь, скорее всего, подумает, что я хватил лишку или тронулся разумом». И тут Степан Фёдорович со всей определённостью осознал и подивился странности всего происходящего: чёрт – вот он бегает по крыше, вполне реальный и видимый, а сказать об этом кому-либо нельзя без опасения прослыть дураком… Может быть в этом и состоит его тёмная сила – он вполне реальный и в то же время его как бы и нет, словно он и вовсе не существует…От этой догадки в висках заломило болью…

Но нельзя было и не докладывать директору об этом, таком странном происшествии. Ведь завтра дети придут в школу, а тут – чёрт бегает по крыше… Еще не известно чем всё это может обернуться и какие иметь последствия. А спрос-то будет с него: почему и как, мол, недоглядел… Смущаясь и сомневаясь, он всё же набрал номер телефона директора.

– Елена Фёдоровна, извините, что беспокою, - неуверенно начал он, - но у нас тут такое дело, что не знаю, как и сказать…

– Что-то случилось? – с нетерпением перебила его директор.

– Да не то, чтобы случилось. А вообще-то случилось, но такое, что не знаю, как вам и сказать об этом. По крыше школы бегает чёрт.

Елена Фёдоровна долго молчала, видимо, размышляя над столь странным сообщением сторожа.

– В каком смысле? – наконец спросила она.

– Да в самом прямом смысле. Бегает по крыше и всё. Я его еще засветло заметил, а потому и рассмотрел хорошо. Это он.

– Ну и что? – спросила Елена Фёдоровна.

– Как ну и что? Чёрт, говорю, по крыше школы бегает. Завтра дети в школу придут, а он тут… Вот я и решил сообщить вам об этом. Вы только не подумайте чего такого – с настойчивостью и раздражением выпалил он, чувствуя, что Елена Фёдоровна ему явно не верит.

– Степан Федорович, – спокойно сказала она, – пусть он там пока бегает. Он ведь вас не трогает. А завтра я раньше приду и во всём разберёмся. Ну а к утру напишите мне докладную записку обо всём этом.

– Елена Фёдоровна, – попытался возразить он. – Меня-то он не трогает, но ведь сами посудите, дети придут в школу, а тут такое творится…

– Ну ладно, – оборвала она его, – завтра разберёмся.

Степан Фёдорович положил трубку, злясь на самого себя. Ведь все вышло так, как он и предполагал: директор ему не поверила, решив, что он хватил лишку.

Ни о каком сне в эту ночь не могло быть и речи. Он уже хотел, было, написать докладную записку, но не смог этого сделать. Да и как об этом напишешь. Даже если это сущая правда, но изложенная на бумаге, она выглядела бы какой-то нелепостью, заронявшей сомнение в здравомыслии писавшего, за что не только с работы попрут, но ведь могут и в психушку запереть… Нет, написать на бумаге об этом было совершенно невозможно. И чем больше думал об этом Степан Фёдорович, тем более заходил в какой-то тупик, из которого ему не виделось никакого выхода.

Директор школы, видимо, всё же насторожившись столь необычным и странным сообщением сторожа, обзвонила учителей, так как почти все они пришли в школу ранее обыкновенного. Измученный бессонной ночью Степан Фёдорович встретил их на крыльце.

– Ну что тут случилось? – холодно спросила его Елена Фёдоровна, поднимаясь по ступенькам и изящно приподнимая полы своей ондатровой шубки.

– Случилось то, о чём я вам докладывал вчера, – устало ответил Степан Фёдорович.

– Ну что ж, показывайте нам тогда своего чёрта, – язвительно распорядилась она.

– Никакой он не мой, – несколько обиженно ответил Степан Фёдорович. И добавил уже с некоторым раздражением: - Скорее, он наш общий…

Директор вместе с учителями и сторожем, целой свитой, стали обходить здание школы, чтобы увидеть то, чего просто не могло быть, во что они не верили и вообще ко всему этому относились как к какому-то недоразумению, которое должно как-то разрешиться, никак не поколебав их прежних представлений и убеждений. И тут чёрт, видимо замёрзнув на продуваемой ветром крыше, пробежал по её скату и юркнул в трубу. Не заметить его собравшиеся не могли. Все замерли в недоумении, молча переглянулись и снова уставились на крышу.

Немая сцена длилась довольно долго. Никто не хотел первым высказать своё мнение. Наконец, учитель биологии Мария Павловна нарушила неуверенно это общее оцепенение:

– Суеверие какое-то, предрассудок да и только.

– Суеверия и предрассудки по крышам не бегают, – возразил ей учитель истории Василий Андреевич. – Что же вы глазам своим не верите, что ли…

– Да действительно, – отозвалась учитель литературы Лидия Ивановна. – Но ведь раньше такого у нас не было. Не появлялись же черти ранее.

И тогда сторож Степан Фёдорович как бы по праву того, что он первый обнаружил его, и, видя, что и учителя, люди образованные, к которым он всегда относился с почтением также, как и он, не могут ничего сказать вразумительного и объяснить случившееся, твёрдо и решительно сказал:

– Потому и не появлялись ранее, что мы жили по-людски. А теперь вот видите, стали появляться.

– Что вы имеет в виду? – спросила директор.

– А то и имею в виду, что пока мы жили по-человечески, не блудили душой и разумом, никаких чертей не было. А теперь, как вы изволили все сами удостовериться, они появились.

И тогда учитель истории, видимо, желая разрядить напряжение и хоть как-то объяснить странное происшествие, начал было:

– Но позвольте, коллеги…

– Не позволю! – решительно прервала его директор, – чувствуя, что вся ответственность за происходящее лежит всё-таки на ней. – Итак, никому об этом не говорить, абсолютно никому. Вести себя так, словно ничего не произошло, и мы ничего не видели. Степан Фёдорович, вам собрать, попросить знакомых мужиков, желательно охотников и изловить это… – Она замялась, но так и не назвала, что же следовало изловить, но лишь добавила, – естественно не в учебное время. Всё.

– Но, Елена Федоровна, – возразил сторож. – Если это действительно он, то это небезопасно, а может быть, даже вообще невозможно. Он ведь обладает свойством принимать внешность любого человека, и мы можем перестрелять друг друга, а его так и не поймаем.

– Ну не знаю, – уже растерянно сказала директор. – Давайте обратимся в милицию. Ну, надо же что-то делать…

Как и следовало ожидать, удержать втайне это странное происшествие не удалось. По секрету всему свету – и скоро весть о появлении чёрта разлетелась по всей станице. На следующий день станица гудела как потревоженный улей. На базаре, на улицах – везде только и говорили об этом.

Степан Фёдорович, чувствуя себя как бы ответственным за всё происходящее, пошёл-таки в милицию, хотя заранее знал, что идти туда бесполезно. Ведь милиция уже давно перестала быть милицией, то есть защитницей людей от беззакония, демонстративно и даже с каким-то вызовом уклоняясь от разбора дел криминальных. Могла ли она при этом разобраться в деле столь деликатном… Он шел туда, скорее, от безысходности, от того, что, действительно не знал, что следовало предпринять.

Дежурным по станичному отделению милиции оказался старший лейтенант Коханов, молодой человек, совсем недавно начавший свою милицейскую службу после окончания училища, только входивший в курс дела и занятый больше не постижением науки борьбы с правонарушителям и, а тем, как вписаться в ту сложную систему отношений на этой службе, в которой каждому было отведено строго определённое место и которая отнюдь не определялась штатным расписанием и служебными обязанностями.

– Что там у вас? – спросил он у Степана Фёдоровича.

– Дело тут не совсем обычное, можно сказать совсем необычное, – начал издалека Степан Фёдорович. – Не знаю, как вы на это посмотрите и что предпримите, но кроме вас, обращаться не к кому. У нас на крыше школы появился чёрт…

– Да я уже слышал об этом, – тут же ответил Коханов. – Только всё это мне кажется невероятным. Тут какое-то недоразумение. Ну, сами, подумайте: какие черти могут быть в наше время? Это же средневековье какое-то.

– Но ведь черти бывают во все времена, – осторожно напомнил ему Степан Фёдорович. – Можете пойти и убедиться в этом.

– Да я-то схожу, посмотрю. Но только так сказать в частном порядке, из любопытства. Мы ведь по устному сообщению мер не принимаем. Вот если вы напишете официальное заявление, тогда другое дело.

– О чём?

– Как это о чём? О том, что появился чёрт.

– Но как об этом напишешь?

– Вот видите, вы утверждаете, что появился чёрт, что вы его видели, а написать об этом не можете. Значит, сами сомневаетесь, что это действительно он. И потом, – даже если вы напишете заявление, мы всё равно ничего не сможем сделать. Черти ведь проходят не по нашему ведомству. Мы занимаемся охраной правопорядка. Но не чертями.

– Но ведь люди волнуются, доведены, можно сказать, до психоза и в таком состоянии могут натворить чего угодно, и правопорядок нарушить.

– Ну а мы что можем сделать? Мы тут при чём?

– Как это не при чём? Выходит так, что вы боретесь не с причинами нарушений, а уже только со следствием.

– Ну, это общие слова. Без вашего письменного заявления мы даже не имеем права выехать на место происшествия…

– М-да… дела – только и мог сказать разочарованный Степан Фёдорович.

Но вечером, когда уже стемнело, он пошел к станичному батюшке отцу Петру. Священник выслушал его внимательно, ничему не удивившись. Даже сказал нечто в том роде, что ничего необычного в этом нет. Так как ко всякому человеку при его рождении приставляется чёрт и ангел. Они сопровождают человека во всю его жизнь, ни на минуту не оставляя его. Причем, ангел стоит по правую сторону, а чёрт – по левую, и между ними идёт непрестанная и ничем не устранимая вражда в душе человека.

– Батюшка, – только и мог сказать Степан Федорович на столь обстоятельное объяснение священника, - Ангела я не видел, я видел только чёрта…

– О, это бесплотные существа, олицетворяющие зло, исконные враги рода человеческого.

– Но в том-то и дело, что я видел его во плоти. Да и не только я один видел, уже многие видели.

На это священник сказал, что во плоти он явиться не может, но в любом случае оборониться от него можно только крестным знамением и молитвой.

Странно повела себя власть в эти смутные дни, пока чёрт разгуливал по станице, что особенно возмущало Степана Фёдоровича, хотя он и не знал в точности, что именно должна была предпринять власть. Глава местного самоуправления Александр Александрович Барышников вел себя так, словно это его абсолютно не касается, что за чертей он тоже не отвечает, как и за всякое природное явление, за дождь или за снег. Станица бурлит, в народе неспокойно, а ему – главе администрации, и дела до того нет.

«Странная все-таки у нас власть – вдруг осенило Степана Фёдоровича, – ни до Бога, ни до чертей ей нет никакого дела, то есть, нет дела до самого главного, – от чего зависит состояние человека, его благополучие или неблагополучие. А до чего же ей тогда есть дело? В чем же тогда состоит её предназначение? Значит, разбитые в конец дороги она десятилетиями не может отремонтировать, потому что у нас, видите ли нет средств, хотя налоги мы платим исправно. Никаким иным благоустройством станицы не занимается, хозяйства и предприятия, какие еще уцелели после «реформ» ей неподведомственн ы, ввиду священности частной собственности, которая вчера ещё не была таковой. Верой народа она не интересуется, так как церковь отделена от государства. Так ещё, оказывается, ей и до чертей нет дела. Значит, она просто обозначает саму себя и не более того…».

Это неожиданное открытие тягостно подействовало на Степана Фёдоровича. Не думать обо всём этом он уже не мог. Но чем больше он об этом размышлял, тем более заходил в какой-то тупик, из которого не находил выхода. И от этого у него ломило в висках.

Целую неделю чёрт безнаказанно хозяйничал в станице. Но всё разрешилось просто и как-то даже весело. Прознавшие про него мальчишки, которым были неведомы его коварные ухищрения, взобрались-таки на крышу, чтобы поймать его. На снегу они увидели диковинные следы, не похожие ни на кошачьи, ни на собачьи, скорее на копытца. Когда же они заглянули в трубу, увидели там два светящихся глаза. Это их нисколько не испугало, и чёрта они всё-таки изловили. Каково же было удивление, изумление и облегчение станичников, когда вместо чёрта они спустили с крыши обезьяну. Оказалось, что в станицу приехали какие-то армянские переселенцы, у которых была обезьяна и которая почему-то сбежала от них в эти крещенские морозы. Но кто мог подумать, кто мог предположить, что в кубанской станице в такую стужу может появиться обыкновенная обезьянка…

Все действительно разрешилось просто и даже весело. Для многих, но только не для Степана Фёдоровича. Удивительным и поразительным для него оказалось то, что именно те люди, которых появление чёрта переполошило, даже испугало, кто впал в панику и поверил, что это действительно он, теперь смеялись сами над собой: «Вот, оказывается как все просто, а мы думали…».

Это особенно теперь раздражало и злило Степана Фёдоровича. Значит, получается так, что чертей якобы и вовсе не бывает на свете. Но если их не бывает, если это всего лишь какой-то предрассудок и пережиток, почему целую неделю вся станица пребывала в страхе и психозе? Если чертей нет, почему наша жизнь никак не налаживается, приходя всё в больший и больший упадок?..

Особенно же возмутила Степана Фёдоровича заметка в районной газете «Голос правды» в номере от 11 февраля 2006 года, о том, как в станице чёрта ловили… И что особенно его удивило, так это то, что мнение журналистов полностью совпало с мнением тех обывателей, которые в начале испугались, а потом посмеялись над появлением чёрта:

«В станице С., – писала газета «Голос правды», – поднялся настоящий переполох. По утверждению многих жителей, на крышах домов бегал «чёрт». Жители видели, крестились: свят, свят, свят. Материальным подтверждением существования «нечистой силы» служили и отчётливые следы, которые остались в снегу, покрыты крыши домов.

За помощью в поимке «чёрта» жители даже обращались в милицию.

Прямо Диканька у нас своя появилась.

Наваждение.

В конечном итоге «нечистого» станичники изловили. Чёртом оказалась вполне симпатичная обезьянка, которая случайно выскочила из дома своего хозяина и в отчаянии металась по крышам в поисках тепла. Сейчас обезьянка отогревается дома. В этом в редакцию сообщали из администрации сельского поселения».

Возмутили Степана Федоровича эти кавычки, в которые брались слова «чёрт» и «нечистый», надо полагать, как нечто нереальное, что и переполнило его терпение. Это странное событие как-то даже переменило его. Он иначе стал смотреть на многие факты и сокрушался, что значение их открылось ему столь запоздало. Если большинство станичников это так просто разрешившееся недоразумение уверило в том, что чертей вообще не бывает на свете, что это всего лишь суеверия и предрассудки, то Степана Фёдоровича оно наоборот утвердило в том, что черти действительно существуют, но каждый раз появляются в новом обличии, отчего люди и не могут поверить в их реальность. И дело тут было вовсе не в этой заблудившейся и замерзшей обезьянке. Он помнил, с каким неземным блеском в глазах, растерянностью и беспомощностью люди рассказывали друг другу о появлении чёрта в станице… Разве в эти дни не владела ими нечистая сила?

И тогда он, уже ничего не страшась, решил подать письменное заявление в милицию о появлении чёрта в станице и о необходимости принятия мер. Но в милиции его чуть ли не на смех подняли. Так и сказали:

– Степан Фёдорович, ну теперь-то, когда всё прояснилось, зачем заявление подавать?

– Как это зачем? – возражал он. Значит, вы уверены в том, что чертей вообще не бывает на свете. Значит, надо полагать, жизнь наша уже устроилась по законам добра и справедливости. Я что-то этого не замечаю. Скорее, наоборот. Но если так, то скажите мне, кто в этом повинен. Оказывается, что виновных нет. А, может быть, эта бедная обезьянка затем только и появилась, чтобы напомнить нам о реальном существовании нечистой силы…

И чем больше распалялся в своих доказательствах Степан Федорович, тем более чувствовал, что ему не верят и его аргументы становятся всё менее убедительными. Наконец, ему твердо сказали, причем, как-то снисходительно, словно обращаясь к неразумному малому дитяти, не понимающему вещей очевидных:

– Ну ладно, допустим, всё именно так и обстоит, как вы говорите. Но скажите, что мы должны делать с вашим заявлением, и какие, именно, меры должны предпринять?..

Этого Степан Фёдорович тоже не знал. Подавленным, приниженным и злым он покинул милицию, искренне недоумевая: «Как же так получается, что нечистая сила существует реально, в чём он убедился, а никаких мер против неё предпринять невозможно и даже говорить о ней нельзя без риска прослыть дураком… Ведь даже и священник, как ему показалось, особой тревоги в связи с появлением чёрта в станице не проявил… Нет, что-то тут не так…»

Но чем больше он об этом думал, тем более уверялся в том, что выхода из этого положения нет никакого, что торжество нечистой силы над людьми неизбежно…

….Приехав в станицу, я хотел, было встретиться со Степаном Фёдоровичем, дабы подробнее узнать об этом странном происшествии. Но как сказали мне его родные, он находился в больнице, в краевом центре, и врачи настоятельно советовали не тревожить его воспоминаниями о пережитом.

Пётр ТКАЧЕНКО

литературный критик, публицист, прозаик, издатель авторского альманаха «Солёная Подкова»

Материал подготовила Катерина Беда